Макс Фрай - Жалобная книга [litres]

«Устоять невозможно» — это у меня, впрочем, девиз вечера. Или даже целой новой эпохи царствования, как в древнем Китае.

Ну, поглядим.

Стоянка VI

Знак — Близнецы.

Градусы — 4°17′09'' — 17°08′34''

Названия европейские — Атайя, Алькайя, Альханна, Альшая, Альхага.

Названия арабские — аль-Хана — «Тавро, Отметина».

Восходящие звезды — гамма и эпсилон Близнецов.

Магические действия — заговоры на победу в войне.

Когда из ванной вышел взъерошенный подросток, этакий мокрый ежик, младший братец Муравьиного Льва[6], я в одночасье лишился дара речи и, кажется, всех прочих даров щедрой природы. Что за чудесное превращение?!

А ведь, казалось бы, такие пустяки. Прическа.

Но это я уже потом сообразил, что дело в прическе. А поначалу вообще не понял, кто вышел из моей ванной. Девочка, мальчик? И откуда оно взялось? Из чего образовалось?

Наконец опознал свою гостью. От растерянности брякнул:

— Ты что, постриг приняла заблаговременно? Думаешь, поможет? — кривляюсь. — «Да не убоюсь я зла»?..

— Да нет, — говорит. — Я всегда стриженая.

Всегда, значит. А кудри цыганские? Или это шапка-ушанка такая была?

Оказалось, не ушанка. Просто парик.

— Спецодежда моя, — хихикает Варя, потрясая шедевром престидижитаторского искусства. — Профессиональным ведьмам, видишь ли, положено, с кучеряшками бегать… Жаль, накладной нос крючком мне пока не по карману. Недостижимая мечта.

Этот «накладной нос» меня доконал. Я закрыл лицо руками и принялся ржать. Процесс сей куда больше походил на извержение вулкана, чем на обычное человеческое веселье. Хохот овладел моим телом, и я ничего не мог с этим поделать. Только переждать, перетерпеть, выстоять, не покрыться трещинами, не рассыпаться на кусочки от столь мощного сотрясения.

Безумие мое оказалось заразительным: Варя тоже принялась смеяться. Я уж было почувствовал, что вполне могу остановиться, но поглядел на нее и заржал с новыми силами.

Едва успокоились. Мне, впрочем, для закрепления успеха пришлось добраться до умывальника и остудить голову огненными и ледяными струями, поочередно. Так что в финале на моей кухне образовалось настоящее братство мокрых ежей. Маленькое, но сплоченное.

— Давно так не смеялся, — говорю, прижимая к сердцу пачку с сигаретами. Кое-как извлекаю одну, закуриваю. — Пару лет, точно. А может, и больше.

— Напрасно. Такой талант грех в землю зарывать.

— Да уж, таланты в землю зарывать не годится. Особенно наши с тобой таланты.

Смотрю на нее выразительно. Самое время сменить тон, вернуться к делу. Если, конечно, центральную тему нашей беседы можно назвать «делом». Слово-то какое… неуместное.

— Да-да, — оживляется Варенька. — Талант к чужой зубной боли, конечно. Дивный дар.

Опять двадцать пять. Крепко ей, видно, сегодня досталось.

— Слушай, — говорит она, помолчав, — ты все это всерьез, да? Совсем-совсем всерьез? Потому что если это просто тема для разговора, такой оригинальный повод завязать знакомство, то уже и не нужно ничего выдумывать. Уже словно бы лет десять знакомы. Или больше.

— Повод завязать знакомство я бы другой нашел. Да и зачем искать? Вот, к примеру, от кафе твоей подружки камня на камне не осталось, а мы живы-здоровы. Чем не повод?

— Да уж, повод, — вздыхает. — Жалко Маринку, и кафе жалко… Но камень на камне, надеюсь, все же остался. Как минимум один камень на другом таком же. И страховка у нее вроде есть. И, самое главное, Леша, который, если будет надо, десяток таких кафе для мамы откроет. Ничего, все утрясется как-нибудь… Может, и куртка моя уцелела? Тогда вообще счастье.

— Теперь, — решаю, — самое время сварить кофе. Себе сварю, по крайней мере. После полуночи он на меня действует как валерьянка. Успокаивает. А тебя?

— Понятия не имею. Но можно проверить.

Ставлю на огонь джезву, колдую помаленьку. Варя с интересом за мной наблюдает.

— Как это происходит? — спрашивает вдруг. — Как кино смотришь? Или сам участвуешь?..

Я не сразу понял, о чем она спрашивает. Решил, про кофе; удивился даже столь неуместному глубокомыслию. Участвую ли я в процессе приготовления кофе, который варю? А как там у нас насчет дао, выраженного словами и непристойными жестами?..

Потом только дошло.

— Никакого кино, — говорю. — Настоящая человеческая жизнь, во всей полноте. Только ярче и интенсивней. И при этом остается небольшой участок сознания, свободный от участия в игре. Что-то вроде командного пункта, где всегда сидит некий таинственный «дежурный офицер», готовый в любую минуту напомнить, что это — чужая шкура. Не дает заиграться, уйти на дно и навеки упокоиться под развалинами чужой судьбы.

— Немного похоже на то, как описывают контролируемые сновидения, — вздыхает Варя. — Я-то не знаю, как это бывает, только в книжках читала…

— Да нет, ни на что не похоже. Такие вещи не объяснять надо, а просто попробовать. Словами тут мало что скажешь…

— Ясно. Ну, значит, надо попробовать. Ты ведь можешь устроить так, чтобы я попробовала? Только не боль чужую почувствовать — хватит уж! — а прожить настоящий кусок чужой жизни. Это можно?

Вот так просто. Я-то думал, ее долго уговаривать придется. Страшно ведь, теоретически говоря. А ежели не теоретически, то и вовсе ужас.

Какая, однако, храбрая.

— Можно, — отвечаю, разливая кофе по чашкам. — И нужно. Собственно, ради этого разговоры и разговариваются.

— А можно прямо сейчас?

Глаза ее горят, как у пумы, сбежавшей из зоопарка. Ну, дела…

— Теоретически говоря — почему нет? Одно плохо: человек нам с тобой для этого нужен. Посторонний человек.

Варя хмурится, смотрит на меня вопросительно. Дескать, какой такой «посторонний человек»? Зачем он нам?

Объясняю:

— Жертва. Добыча. Охотничий трофей. А на такую роль не всякий годится. Если ты думаешь, что можно выйти на улицу и силой отобрать судьбу у первого встречного, вынужден тебя разочаровать. Это не так. Есть ряд правил, на которые можно было бы забить, если бы не одно «но»: они работают, вне зависимости от нашего к ним отношения.

— Рассказывай свои правила, — вздыхает. И в сердцах добавляет: — Ну почему всегда выясняется, что есть какие-то «правила»? Почему все должно быть сложно? Почему нельзя просто?!

— Вопрос к автору проекта «Жизнь Человечья», — смеюсь. — Я всего лишь скромная лабораторная мышь. Сижу в стеклянной колбе, весь в датчиках, экспериментальное сало лопаю. Взорвусь, не взорвусь, — время покажет.